Глубоководный промысел обеспечил России сырьевую базу на десятилетия

НА НОВЫХ ИЗОБАТАХ

— Александр Николаевич, у РК «Восток-1» богатый опыт, начиная с «лихих 90-х». Какое время было самым сложным для бизнеса?

— Недавно вышли две публикации (на порталах fishkamchatka и primamedia), в которых изложена общая история Рыболовецкого колхоза «Восток-1», а также рассказывается о работе по освоению и внедрению нового в России глубоководного промысла. Там не показано, с какими трудностями столкнулось наше предприятие. Для понимания всего этого в целом позволю себе дополнить материал.

Сам я начал работать в рыболовецком колхозе в 2007 году, сразу после окончания университета. В это время компания уже пошла по пути освоения глубоководного промысла. Это был довольно сложный период. В результате проведенных в начале 2000-х годов аукционов предприятие приобрело квоты глубоководных объектов промысла и долги — более 12 млн долларов. При этом глубоководный промысел мы еще только осваивали, его эффективность была ниже, чем сейчас. А получаемая продукция не пользовалась спросом, цена на нее была крайне низкой, на грани рентабельности. Финансовое положение предприятия было трудным.

Однако аура и энергетика в компании были позитивными, а работа объективно интересной, и, сам того не заметив, я проникся и привязался к компании, как и многие другие мои коллеги. Конечно, огромная заслуга в создании такого микроклимата принадлежит основателю РК «Восток-1» Валерию Харитоновичу Шегнагаеву, он очень энергичный, целеустремленный и уверенный в своих силах человек и хорошо заряжает всем этим коллектив. Для меня он стал примером, я очень многому у него научился и продолжаю учиться.

В 2008 году произошло первое наделение квотами предприятия по историческому принципу — пропорционально фактическому вылову за предыдущие четыре года. На тот момент большинство компаний, имеющих квоты на глубоководные объекты, самостоятельно отказались от работы на них или не выполнили обязательства по освоению не менее 50% квот в течение двух лет. Так как «Восток-1» был фактически единственной компанией, которая все эти четыре года активно работала на глубоководных объектах, то наши доли квот увеличились в два-три раза.

С одной стороны, это было хорошо, ведь компания получила значительную прибавку ресурсов, но с другой — вставал вопрос, как нам их освоить, судов у нас явно не хватало. Трудность заключалась в том, что суда требовались не стандартные, а оснащенные для глубоководного промысла.

Но мы были полны оптимизма и, получив импульс в виде существенной прибавки ресурсов, стали активно искать решение проблемы. Первоначально появилась идея частно-государственного партнерства. Предполагалось построить совместно с государством 10 абсолютно новых промысловых судов, специализированных для глубоководного промысла рыбы и краба. Мы подготовили инвестиционную программу, вместе с членом совета директоров Александром Александровичем Передня в Москве представили ее в Комитет по рыболовству и в Минпромторг. В целом наши начинания одобрили и высоко оценили представленную программу. Но сказали, что денег у государства на это нет, да и судостроительная отрасль страны к такому проекту не готова. Тогда получилось, что мы на 10 лет опередили нынешнюю отраслевую тенденцию.

МОЩНОСТИ И ДОЛГИ

— И какое же решение вы нашли?

— Как раз в это время из-за сокращения запасов тунца в Японии запустили программу по сокращению тунцеловного флота. Десятки шхун должны были либо утилизировать, либо продать на экспорт. Мы этим воспользовались — их суда, предназначенные для океанического лова, прекрасно подходили нам. Суда возрастом чуть более 15 лет в прекрасном состоянии (износ корпуса не превышает 3% при нормативах Российского морского регистра в 30%), экономичные главные двигатели, прекрасные мореходные качества. И очень разумная цена. Мы стали покупать японские шхуны и, с учетом уже накопившегося опыта, оснащали их передовым оборудованием для глубоководного промысла. В итоге получали современные высокопроизводительные суда. Так, наши среднетоннажные суда стали добывать по 40 тонн макруруса в сутки (это сопоставимо с БАТМами), при этом улов поднимается с глубины 1000 и более метров.

Конечно, на пополнение флота у компании не было денег, поэтому пришлось продать большую часть нашего офисного здания, построенного в 1997 году, когда «Восток-1» еще работал на королевских крабах. Также пришлось заложить все суда и под поручительство Валерия Харитоновича Шегнагаева взять дополнительные банковские кредиты. В тот момент у нас были проданы все непрофильные активы, заложено все оставшееся имущество, а объем долга достиг 18 млн долларов. Но таким образом мы пополнили флот уникальными и высокоэффективными судами.

— Как вам удалось расплатиться с долгами?

— Уже к 2013 году валовой годовой вылов компании удалось удвоить, продукция глубоководного промысла наконец-то нашла своих потребителей, свою нишу, появились устойчивый спрос и приемлемая цена, которая постепенно росла.

Все это позволило нам к 2016 году почти полностью рассчитаться с долгами, которые ярмом висели на предприятии с начала 2000-х годов. А по эффективности работы, в том числе по уплате налогов с условной тонны вылова, занять первое место в рейтинге рыбохозяйственных предприятий Приморского края, которое мы удерживали в течение трех лет подряд.

В 2017 году, когда финансовое положение стабилизировалось, к нам нагрянули таможенные органы с претензиями по занижению таможенной стоимости продукции. За три года предприятие якобы недоплатило 23,8 млн рублей таможенных пошлин. И это при том, что за эти же три года «Восток-1» заплатил более 1 млрд рублей различных налогов и сборов. Нелепость. Компания освоила глубоководный промысел, обеспечила промышленное освоение ранее не востребованных глубоководных ресурсов, внедрила на рынок новую продукцию, платила стране дополнительные доходы и налоги, создала 1 тыс. рабочих мест, но вместо благодарности получила одни претензии.

Конечно, все таможенные претензии впоследствии отпали, но тряханули компанию хорошо, сбили производственный темп, в итоге в региональном рейтинге мы опустились на шестую позицию.

В 2018 году мы получили еще один удар — введение крабовых аукционов. В результате компания потеряла 50% квот глубоководного краба. Это хоть и низкорентабельный объект промысла, но он давал нам постоянную прибыль благодаря ровной и стабильной работе краболовного флота. И за счет этого мы могли реализовывать различные программы, продолжать совершенствовать и развивать глубоководный промысел.

В 2020 году, как и все, столкнулись с последствиями пандемии коронавируса, а в 2022 году — с международными санкциями.

— Были ли положительные изменения в этот период?

— Пожалуй, приятным событием последних лет можно считать решение Росрыболовства и правительства не выставлять на второй этап инвестиционных аукционов оставшиеся 50% квот глубоководного краба. Решение выстраданное, но совершено правильное. Практика первого этапа показала абсолютную непригодность глубоководных крабов для заложенной в законе инвестиционной модели. Мы говорили об этом еще в 2018 году, нас не послушали, но жизнь все расставила по своим местам.

Поэтому, отвечая на ваш первый вопрос, невозможно выделить самый сложный период в истории компании. Все последние 20 лет — это история борьбы за выживание в сочетании с непреклонным стремлением к своим целям, благодаря чему нам удалось освоить глубоководный промысел и сделать его самостоятельным и перспективным направлением.

Вновь хотел бы отметить огромный вклад Валерия Харитоновича — его сила духа, опыт, знания и широта восприятия являются для нас опорой и поддержкой в трудных ситуациях.

ПОМОЖЕТ ЛИ ГОСУДАРСТВО

— Какой поддержки от государства вам не хватает и вообще нужна ли она?

— Во всех случаях, когда мы все-таки решались попробовать получить хоть какую-то реальную помощь от государства для реализации серьезных проектов, мы этой поддержки не получали. Чаще наоборот — от государства получаем различные неприятные сюрпризы.

Из последнего: в 2017 году мы пытались получить статус резидента свободного порта Владивосток с программой по освоению промыслом глубин до 2500 метров. Для этого предполагали провести масштабную модернизацию всего промыслового флота. Эта бизнес-модель приносила положительный результат государству, даже несмотря на предоставляемые нам налоговые льготы. Но нам отказали, сославшись на то, что мы действующее, а не новое предприятие. Хотя сам проект признали интересным и уникальным по сравнению с другими заявками, поданными на вхождение в свободный порт.

От программы мы не отказались, реализовали ее своими силами, но за три года. А в случае получения статуса выполнили бы ее за полтора года.

Сейчас понимаю: это хорошо, что нам отказали. После того, как нас лишили 50% квот краба, выполнить показатели программы по вылову было бы сложно. Наверняка бы пришли контролирующие органы, которым было бы сложно что-то объяснить.

Вообще для себя мы уже давно поняли, что надеяться на реальную помощь со стороны государства не стоит — лишь бы не мешали. Хотя определенная организационная и административная поддержка в вопросе развития глубоководного промысла, конечно же, могла бы быть полезной.

Но и тут мы сталкиваемся с препонами, я уже не буду говорить про 20-летнюю тему нормирования органического мышьяка в морской продукции. В 2019 году мы планировали отправить экспедицию на промысловую разведку по кальмару в северную часть Тихого океана, но из-за каких-то законодательных пробелов не смогли получить разрешения на промысел, которое должно было дать нам наше государство как член конвенции по рыболовству в этом районе. В общем, несколько месяцев переписки не принесли результата и от этой экспедиции мы отказались. И подобных примеров довольно много.

В целом у нас довольно интересные взаимоотношения с государством. Мы часто сталкиваемся с недопониманием — мало того, что сам глубоководный промысел не вписывается в стандартные рамки, так еще инновационные инициативы рыболовецкого колхоза, бывает, опережают свое время. Но когда нам с чиновниками все же удается прийти к общему пониманию ситуации, то, как правило, находятся компромиссные решения, которые еще и оказываются полезными для всей отрасли и позитивно на нее влияют. Поэтому на самом деле мы всегда в открытом диалоге с государством. Более подробно по этой теме своими воспоминаниями и опытом мог бы поделиться член совета директоров, а ныне его председатель — Александр Александрович Передня.

— А сейчас какая поддержка была бы актуальной?

— В текущий момент не только нас, но и все рыбодобывающие компании государство могло бы поддержать какими-то решениями относительно стоимости судового топлива. У любой компании это одна из самых затратных статей расходов. Например, можно зафиксировать цену судового топлива на каком-то уровне при поставках его рыбакам — такая практика есть в других странах, так как там понимают, что выход промыслового судна в море автоматически запускает целую цепочку в портовой инфраструктуре.

Либо хотя бы освободить судовое топливо от акцизов и НДС. Подобное решение стало бы действенной помощью для рыбной отрасли, при этом государству это тоже было бы выгодно. Учитывая имеющиеся международные ограничения на продажу нефти, ее можно перенаправить на внутренний рынок и стимулировать внутреннее производство.

ПЛАНЫ ПО РАЗВИТИЮ

— Есть ли у РК «Восток-1» планы по модернизации и увеличению количества судов на промысле?

— В ближайшей перспективе нет. Учитывая отсутствие определенности и стабильности в отраслевом законодательстве, а также сложную международную обстановку, строить какие-то даже краткосрочные планы очень сложно, я уже не говорю про долгосрочные серьезные проекты. А в рыбной отрасли серьезные начинания всегда являются долгосрочными, быстрых денег здесь не бывает. Когда обстановка стабилизируется, уверен, у нас появятся новые и интересные идеи и проекты. Таково заложенное основателями компании кредо у нашего предприятия РК «Восток-1»: всегда искать что-то новое, полезное, интересное, ставить перед собой сложные и необычные цели и уверенно идти к ним.

— Ощущает ли предприятие дефицит кадров, и если да, то как решает этот вопрос?

— В последние пару лет ситуация с морскими кадрами действительно обострилась. Проявилась совокупность сразу нескольких причин, и одним повышением заработной платы, как это делают крупные компании, проблему не решить. У нас на предприятии действует принцип достойной оплаты труда работников флота, но, работая на низкорентабельных объектах промысла, мы не всегда можем конкурировать с большими компаниями, хотя всегда входим в число лидеров по уровню оплаты труда. Поэтому наша кадровая работа строится прежде всего на уважительном отношении к труду работников флота, создании комфортных для них условий труда, индивидуальном подходе к людям, а также укреплении корпоративного духа и создании ощущения общности и единства коллектива. У нас созданы хорошие условия для карьерного и профессионального роста молодых специалистов.

Основатель компании Валерий Харитонович Шегнагаев сам начал свою карьеру с простого матроса, поэтому по себе знает все тяготы морской работы. Он всегда стремился и приучал нас к тому, чтобы максимально облегчить трудности работы в море.

Ярким проявлением уважительного отношения к сотрудникам я считаю инициированную советом директоров практику выплаты из прибыли предприятия годовой премии всем достойным работникам. Ежегодно на протяжении трех лет подряд на это выделялось по 100 миллионов рублей и премию получали более 200 человек — от матросов до генерального директора. Есть ли подобная практика в других частных рыболовных компаниях?

Благодаря этому формируется чувство причастности к судьбе предприятия и заинтересованности в финансовом результате. Это еще и хороший дисциплинирующий фактор.

Конечно, из-за трудностей последних лет такая премия в последнее время не выплачивалась, но как только финансовое положение предприятия стабилизируется, уверен, мы ее возродим.

Люди, мои коллеги, которые понимают и ценят такое отношение компании к работникам, продолжают работать, невзирая ни на какие трудности, наоборот, вместе мы их преодолеваем. Как результат — у нас очень много людей, кто непрерывно работает в компании по 10, 20 и более лет.

Десятилетний рубеж у нас перешагнули более 200 работников, а ведь эти люди вместе с компанией преодолели уже много трудностей и продолжают работать — это золотой фонд нашего предприятия. В какой-то мере оно является островком стабильности с хорошими традициями, прекрасной морской школой, уважительным отношением к труду рыбаков, что разительно отличает нас от большинства других компаний.

— Планируете ли ловить глубже, чем сейчас, менять технологию добычи и осваивать новые промысловые объекты?

— Мы, конечно, добились определенных успехов в освоении глубоководного промысла, но лишь частично прикоснулись к нетронутым человеком богатствам Мирового океана. Поэтому есть куда стремиться как по глубине и по районам промысла, так и по объектам лова. Другое дело, что знания человека о глубинах океана очень ограничены, поэтому дальнейшее развитие глубоководного промысла несет большие риски, которые для одной компании слишком велики. И вот здесь бы, конечно, пригодилась полноценная поддержка государства.

Мы, правда, уже предпринимали попытку эти риски минимизировать. В 2018 году мы начали диалог с Дальневосточной академией наук по вопросу разработки и постройки автономного глубоководного робота, с помощью которого предполагалось проводить промысловую разведку и исследование морских глубин. Мероприятие, я вам скажу, недешевое. Даже на проектном этапе оно оценивалось примерно в 1 млн долларов. Но тут объявили о крабовых аукционах, и мы были вынуждены свернуть этот проект в самом зачатке.

ДОРОГА ДЛЯ МАКРУРУСА

— Есть ли смысл развивать промысел еще недостаточно востребованных промысловых объектов, как это было в свое время с макрурусом? Если да, то какие считаете перспективными?

— Несмотря на бум аквакультуры в мире, дикая рыба по-прежнему ценится. Учитывая постепенное сокращение запасов традиционных объектов промысла при растущем запросе населения планеты на морскую продукцию, мы неминуемо подойдем к тому, что станем осваивать невостребованные сейчас ресурсы. Чем раньше мы это начнем делать, тем быстрее снизим прессинг на традиционные объекты, гармонизировав тем самым природопользование.

По данным рыбохозяйственной науки, только в наших водах имеется около 1 млн тонн неиспользуемых водных биоресурсов, но для их освоения нужно разрабатывать орудия лова, технологию обработки, а самое главное осуществить внедрение на рынок новой продукции. По опыту РК «Восток-1» скажу, что все эти задачи довольно сложные. И тут нужно либо такое же упорство, как у нашего предприятия, либо последовательная поддержка со стороны государства.

— Планируете ли дальше продвигать на внутренний рынок макрурус?

— Десять лет нашей работы по популяризации макруруса на рынке принесли результат. Внутренний российский рынок не сразу его принял, только сейчас макрурус стал фактически самой доступной для населения белой рыбой. Только наша компания ежегодно поставляет в Россию 1 тыс. тонн этой продукции. И хотя спрос и объемы продажи макруруса в РФ ежегодно увеличиваются, появляются новые рецептуры его приготовления, все же мы до сих пор не добились своей конечной цели.

Мы пропагандируем употребление макруруса в сыром виде в разряде суши и сашими, как строганину. Макрурус — рыба семейства тресковых, но не имеющая в своем мясе паразитов, нематод. При этом имеет высочайшую концентрацию незаменимых аминокислот. А само мясо нежное и имеет ненавязчивый и приятный вкус. Макрурус — это идеальная рыба для сыроедения, благодаря которому она будет насыщать всеми своими полезнейшими микроэлементами организм человека. Массовое внедрение употребления макруруса в виде строганины — вот к чему мы стремимся.

— Как вы решаете проблемы со сбытом продукции в свете антироссийских санкций и закрытия крабового рынка США?

— Учитывая, что из-за проблем с нормированием мышьяка мы не можем поставлять свою продукцию из глубоководных крабов на российский рынок, санкции очень сильно ударили по нам. Прежде всего из-за того, что другие компании, потерявшие возможность поставлять королевских крабов в США и Европу, завалили своей продукцией азиатский рынок, да еще с существенным снижением цены. В результате наш и без того самый дешевый глубоководный краб сильно обесценился, да и сбыт ухудшился. Сбыт глубоководного краба есть, но цена сейчас на грани рентабельности. Объективно по цене он откатился на 10 лет назад, это перечеркнуло наши огромные многолетние усилия по внедрению на рынок.

Сейчас рынок переместился на Китай и Южную Корею, в которых предпочтение отдают живому крабу. И мы прорабатываем вопрос поставки живого краба, который пока еще имеет хорошую цену.

Отмечу, что в целом мы негативно относимся к работе на живом крабе, так как для запасов шельфовых видов краба это обычно несет серьезные риски, например для камчатского краба, который живет и размножается на глубине 200 метров. Этот краб быстро уничтожается, и пример тому США — в текущем году они прекратили промысел королевских крабов в Бристольском заливе и на Аляске.

По глубоководному крабу ситуация иная: он рождается и вырастает на глубинах 2500 метров. На наши рабочие изобаты 1500 метров выходит уже половозрелый промысловый краб, тем самым мы не воздействуем на «родильную зону» и сохраняем запас этого краба для будущих поколений. Это одно из преимуществ всех глубоководных объектов, зоны размножения которых, как правило, не подвергаются воздействию человека. Благодаря этому происходит постоянное и непрерывное пополнение промысловых скоплений. Освоением глубоководного промысла мы получили сырьевую базу, которая обеспечит Россию на долгие десятилетия.

Вопросы подготовил Андрей ДЕМЕНТЬЕВ, Fishnews

Август 2023 г.

Источник: Fishnews